* * *
Чтобы ты не спилась, не сошла с ума, не упала замертво в грязь
надо было стать каменным, как стена, и тогда, ко мне прислонясь,
ты могла бы жить, и я стал стеной, и стою, всем бурям назло
и ты знаешь, что самой лютой зимой от меня исходит тепло.
Чтобы ты могла ходить в магазин, покупать себе чай, гранат,
выбирать себе йогурт и апельсин, я к тебе не пускаю ад,
там, за мной, череда одиноких дней, водка, смерть и мерси боку,
я открыл клубничный, милая, пей по маленькому глотку.
Кто-то смотрит на воду, а кто на огонь, только я на тебя смотрю,
и могу так смотреть до конца времен, просто руку держать твою,
потому что любовь - это божество, и оно управляет мной,
и не имеет значения ничего, кроме тебя одной.
* * *
Хороший день для смерти был вчера,
смерть сыпала остротами и пела,
светла, как милосердная сестра,
она спасала раненых умело,
ей нравились солдаты и еще
простые императорские дети,
она коснулась мальчика лучом,
и мальчик ожил на нездешнем свете,
и в сферах горних, получив крыла,
теперь летит, как огненная птица,
лишь вдов солдатских на краю села
смерть никогда не трогает. Боится.
* * *
Холодное дыхание зимы. Снег падает, лишая перспективы. Святители, глядящие из тьмы, все умерли, лишь мы покуда живы.
Я так хочу тебя поцеловать, услышать запах солнечного света, что вся святоотеческая рать не даст мне столько жизни, сколько этот
единственный блаженный поцелуй, как будто ты, скользнувшая за вьюгу, под чёрное руно летейских струй, от губ моих не отнимаешь руку.
* * *
В январе в Алеппо начнется дождь,
дети из подвала попросят хлеба,
ты отдашь им всё, что в рд найдешь,
девочка размочит в воде галету,
братику чумазому вложит в рот,
тот начнет жевать ее с важным видом,
взял бы вас, да надо идти вперед,
выйдя, обернешься на серые плиты,
девочка рукою тебе махнет,
жестами покажешь ей, что вернешься,
а потом полжизни, как сон, пройдет,
в комнате своей ты от слез проснешься,
"Как они там, живы ли до сих пор?" -
спросишь у холодного в искрах неба
и никто не скажет тебе, майор:
"Спи, давно всё кончилось в том Алеппо".
