Почему кусок с 12:55 по 13:13 настолько хорош? Что делает эти разрешения настолько приятными на слух? Мне даже кажется, что бэк из хора делает всю магию.
С терминологией, конечно, швах
Разрешениями (переходом устойчивого, напряжённого в устойчивое) тут и не пахнет.
Тут важен контраст с предыдущим и последующим, он работает. До обозначенного куска: всё достаточно прозрачно, интимность певца ничто не нарушает, бас прореженный, пэд совсем тихо (все частоты надо заполнить, сейчас по другому не делают, но тут очень незаметно), инструменты совсем не мешают голосу.
А с этого места пошла накачка баса (восьмыми), остальные музыканты активно заполняют пространство, а гармонически здесь происходит вот что. К трезвучиям добавляются sus2, sus4 (оба одновременно с терцией), add6, add9. В какой-то момент на басу си звучит си-ре-ми-фа#-соль-ля, т.е. почти весь лад. Называется это «звучащей диатоникой», и её качество — создавать ощущение большого пространства. Одинаково работает что у Георгия Свиридова, что у Джастина Бибера. Гармонически это как раз довольно вялая вещь, и не потому, что Бибер что-то там не доработал, а по своему устройству: если всё звучит одновременно, то и понятия «устойчивое», «неустойчивое», «разрешение» теряют смысл. Если звучат гармонические и А, и Б одновременно, то А не может перейти в Б с некоторым высвобождением гармонической энергии. Некоторая гармоническая вялость здесь как раз компенсируется активностью ударных и общим нарастанием громкости и заполнением частотного диапазона.
Ещё важный момент. Все эти сусы и эдды между собой как раз не синхронизированы, никакой логики взаимодействия голосов здесь не просматривается. И это правильно, поскольку способствует усилению ощущения большого пространства. Мы такую несинхронизированность можем ощутить, например, слушая очень большой оркестр на площади, когда звук от расположенных вдали музыкантов долетает до нас уже на следующую гармонию. Или когда на площади происходит несколько разных действий, не сильно конфликтующих, но и не единых (например, несколько разных музык примерно в одной тональности, звучащих одновременно — с этим Стравинский хорошо работал). Всё это у Бибера даёт ощущение полёта, подъёма над личной историей, охват большого пространства и/или большого количества людей/событий. Синтезатор в конце восьмого такта (фф-шш-шщщщ-щьщьщь-и) дозаполняет частоты.
Всего восемь тактов, т.е. мимолётное ощущение полёта над, и — резкий обрыв, всё исчезло, лирический герой снова один на один со своим сердечным.
Кажется, именно так это работает. А конкретные нотки (сусы и эдды) можно и поменять местами без какой-либо потери смысла. Возможно, ребята выучили свои партии и играют каждый раз одинаково. А может быть, играют приблизительно так же, сохраняя несинхронность. Выяснить это можно было бы, сравнив несколько их живых выступлений, но заниматься этим никто, конечно же, не будет, результат не стоит усилий.