Вообще додекафония вещь достаточно древняя, это даже не наши дедушки, а скорее пра- или пра-пра- дедушки для бывшего СССР и ещё дальше в мировом контексте. Но вот элементы сериализма, например, очень даже здорово могут играть на благо общего художественного образа, или как некий технический финт. Я как-то уже приводил в пример пьесу Арво Пярта "Алине", где числовая логика накопления и сброса звуков играют огромную смыслообразующую роль для композиции. Если не отсылать к книгам, а говорить про личный опыт - мне элементы сериализма в том или ином пласте фактуры помагают иногда решить некоторые очень простые технические задачи сочинения: когда нужен определенный тембр и определенный колорит звучания, но что конкретно будет играть инструмент в некоторых ситуациях бывает не очень важно. Тогда я с удовольствием придумаю числовую логику, которой подчиню, скажем, ритм фрагмента партии, либо ритм и тембр, либо и ритм, и тембр, и порядок появления звуков (вполне возможно что-то ладовое- не обязательно 12 нот). Это очень интересный дополнительный принцип, который с одной стороны несколько рационализирует то, что может показаться импровизацией, с другой стороны не отменяет элемента "случайности", ведь композитор тогда снимает с себя часть ответственности за конкретные звуки и их появление. Недаром один из наших педагогов называл сериальную технику в некоторых её проявлениях "выписанная алеаторика", ведь если подчинить строго числам много слоев и создать сложные структуры с применением различного рода таплетов и ритмических несовпадений - зачастую будет звучать очень алеаторично даже в механистической интерпретации нотатора. Да и Штокхаузен с Булезом обращались к методу алеаторики, совмещая его с сериальным, понимая термин "алеаторика" от корня "алеа" - жребий, а вовсе не как "случайность". Другими словами, лично я прибегаю к сериальности, либо к додекафонии, как к частному проявлению сериальности, в тех случаях, когда передо мной стоит простой выбор: выписать материал точно, или создать алеаторические квадраты с прорисовкой линий повторов, как это делали Лютославский и, позже, Пендерецкий. Не думаю, что это как-то критично сказывается на звуковом результате, но это интересная игра ума и возможность добавить дополнительные скрытые тексты или контексты в партитуру.
Теперь о сонорике. Существует три различных термина: колористика, сонорика и сонористика. Каждый обозначает немного своё, хотя грань между вторым и третим иногда совсем эфемерна. Я позволю себе не сверяться с мудрыми книжками, напишу как сам понимаю, по итогам изучения и работы.
1. Колористика. Эта техника основана на работе со вполне различимыми звуками, которые при этом образуют скорее краску, колорит, нежели гармонии и мелодии в классическом понимании. На это указывает и сам термин. Множество звуков в этой технике стремятся к слитному восприятию общего фона и общей фактуры/пластов фактуры, но эти звуки различимы, иногда с трудом, но их возможно дифференцировать. В этой технике написаны многие импрессионистические сочинения, Равель, Дебюсси, часто ранний Стравинский ("гул толпы" в начале его 4-й картины в балете "Петрушка", например). Но так же можно встретить отголоски колористики и в гораздо более ранних периодах, и у Шопена, и у Мусоргского, но этим надо серьёзно заниматься и изыскивать. То есть мы демонстрируем краску лада, краску тембра инструмента или его техники, краску фактурных решений, при этом оставаясь в рамках более-менее линейного восприятия, как некой стремящейся к единству, но ещё пока последовательности звуков со вполне определенной высотой звучания. Очень люблю слышать применение этой техники, когда это сделано талантливо - звучит всегда очень ярко. Сам иногда тоже обращался и ещё планирую.
2. Сонорика. Техника, оперирующая не столько отдельными звуками, сколько звуковыми полями, "сонорами", которые имеют свойства накапливать и сбрасывать плотность/динамику/тембр/регистр, и из таких накоплений и сбросов в итоге строится форма, называемая так же "форма волны". Соноры могут как разрастаться из одной точки/пучка, так и накладываться друг на друга. Длительность этих "волн" и соноров может быть очень разной, более того, как и в классической форме, мелкие построения зачастую формируют собой более крупные разделы. В этой технике отдельных нот как правило слышно не так много, вся ткань имеет очень высокую степень слитности, так что появление единичных звуков может дать сильный выразительный эффект само по себе, по принципу контраста. С точки зрения гармонии сонорика, естесственно, выходит за рамки терцовых отношений или ладовой логики, уступая место драматургии тембра, опирающегося на кластерные звучности с хроматикой и микрохроматикой в основе. Одним из толчков к появлению сонорики стали необычные тембры электронной музыки. Некоторые композиторы осознанно пытались приблизить к ним звучание оркестра по ощущениям (кажется как раз Лигети пытался, один из основателей и последовательных воплотителей этого метода). К этой технике относится достаточно большой пласт музыки, начиная с 50-х годов 20 века: это и Штокхаузен (частично), и Лютославский (много), и Лигети, и Пендерецкий, и Берио (часто), Шнитке (часто), да мало ли кто, очень многие! Интересный вариант сонорики можно слышать иногда в музыке японского композитора Такаши Йосимацу, например его "Плач по Токи". Я на это сочинение тоже как-то ссылался. Там очень интересное сочетание сонорики с абсолютно ладовым мышлением, зачастую диатонического характера. Совсем иначе оно есть и у Петериса Васкса, например в его сочинении Plainscapes (фрагменты, в основном это очень ладовая музыка с ощутимым налетом минимализма).
3. Сонористика чаще всего связывается с выходом за пределы классических (традиционных) представлений о тембровых возможностях инструментов. Если говорить о скрипке, то это, например, игра по деке, игра за подставкой, игра на подставке, игра по колкам, пережимы (форсированное давление смычком на струну, создающее скрежещащий эффект), у духовых - мультифоники (расщепление звука), звук клапанов без воздуха, наоборот звук одного лишь воздуха, без тона, "слэпы" и прочее, у каждого инструмента немного свой набор. В остальном сонористика может подчиняться как законом строения формы сонорики, то есть накопления и спады, так и сериальным концепциям или различным сочетаниям почти с чем угодно. Среди композиторов второй половины 20 века огромное количество фамилий так или иначе имеют отношение к этой технике (приёмы сонористики часто называют "приёмы экстремального звукоизвлечения"), из наиболее заметных - Лахенман, Шаррино, Сарияхо, Хосокава и другие (много авторов, очень). У нас это Воронцов, Каспаров, Курляндский и многие другие ("Колыбельные танцы" Курляндского очень тонко, здорово и сбалансированно иллюстрируют некоторые возможности сонористики, хотя в чём-то он на иной патформе с другими названными авторами).
Такой экспромт-ответ. "Не стреляйте в пианиста...", я очень бегло ответил и не претендую на энциклопедичность или незыблемость сказанного))) Сам к сонорике и сонористике прибегаю по мере надобности и не очень часто, так что вряд ли могу считаться экспертом в этих вопросах. Но, чем богаты))