Июль, крутой, как сверхдержава,
Москву расплющил, как жену.
Москва коробится от жара
и в новостях клянет жару.
Давно ль претили ей морозы,
надоедали холода,
измученные жилкомхозы,
ночных аварий череда?
Теперь вам кажется нагрузкой
жары полдневной торжество,
но русский Бог на то и русский,
чтоб было все — иль ничего.
То сушь, то хлещущие воды,
то зверь у власти, то клеврет,
то совершенно нет свободы,
то ничего другого нет;
и если просит гордый разум
о снеге, вольности, деньгах —
ему дается все и разом,
в таком количестве, что ах:
просил движухи — дали путчи,
тепла — и тридцать пять в тени…
Чтоб мы вскричали: было лучше!
Верни, пожалуйста, верни!
Москва слипается от пота,
не хочет есть, не может спать…
Господь услышит, скажет «То-то!» —
и станет минус тридцать пять.
А в общем — чай, у нас не Плимут,
теперь мы даже не в Крыму:
мы заслужили этот климат
и соответствуем ему.
Еще Платон седобородый
учил, на тумбу взгромоздясь:
меж человеком и природой
есть удивительная связь.
Не зря чреда землетрясений
пророчит бунтов череду,
недаром паводок весенний
бурлил в семнадцатом году!
Увы, никто не мог бы сроду,
хотя б и плавая в жиру,
иметь туркменскую свободу
и нетуркменскую жару.
Нельзя на всех стучать ногами,
соседей дергать за усы,
иметь коррупцию, как в Гане, —
и климат средней полосы!
Мы, как индусы, верим в касты
и в домотканых наших Шив,
и наши отпрыски блохасты,
а каждый третий даже вшив;
приедешь, граждане, оттуда —
и разница невелика!
Дивиться ль, что температура
у нас дошла до сорока?
Нельзя, сограждане, believe me,
жить в беззаконии крутом,
в каннибализме, в трайбализме —
и в мягком климате притом;
при азиатской вертикали,
при африканском воровстве,
при православном Ватикане —
но чтоб погода как в Москве.
К причинам засухи добавьте,
в тени на лавочке засев,
что в наше время гастарбайтер
уже работает за всех.
Водители из Киргизстана,
из Кишинева маляры —
других работников не стало,
и это корень всей жары.
Трудясь отчаянно и здраво
двенадцать месяцев в году,
они давно имеют право
оптимизировать среду.
Мы их призвали на подмогу —
и разлеглись на простыне;
но тот и делает погоду,
кто что-то делает в стране!
Нам сорок градусов — запарка,
и мы спеклись за десять дней,
а им нормально, если жарко,
и если честно — им видней.
Сама культура этот вызов
принять решила от души:
они включают телевизор —
а там почти Туркменбаши…
Пусть РПЦ внушает чадам,
а власти — гражданам в миру:
кто стал Лаосом или Чадом,
пускай не ропщет на жару.
Нормальный климат здесь излишен,
не заслужил его холоп;
а для богатых есть кондишен —
прохладный воздух из Европ.
Они живут себе в Европе,
где свежий ветер и дожди,
а мы сидим в родном окопе
(ты ждешь уж рифмы, но не жди).
Когда ж совсем закрутят гайки,
как обещает интернет,
и вслух объявят без утайки,
что больше оттепели нет,
и мы подавимся обидой
и вновь останемся скотом —
тогда мы станем Антарктидой.
И Атлантидою потом.