Штирлиц гнал машину в Берн. Проезжая маленький городок, он притормозил у светофора: мимо шли дети и жевали бутерброды. Кэт заплакала.
— Что ты? — спросил Штирлиц.
— Ничего, — ответила она, — просто я увидела мир, а он его никогда не увидит...
— Зато для маленького все страшное теперь кончилось, — повторил Штирлиц, — и для девоньки тоже...
Ему хотелось сказать Кэт что-то очень нежное и тихое, он не знал, как это, переполнявшее его, выразить словами. Сколько раз он произносил такие нежные, тихие, трепетные слова про себя — Сашеньке... Непроизнесенное слово, повторяемое многократно, обязано либо стать стихом, либо умереть, превратившись в невзрываемый, внутренний, постоянно ощущаемый груз.
— Надо думать только о будущем, — сказал Штирлиц и сразу же понял, какую неуклюжую и совсем ненужную фразу сказал он.
— Без прошлого нет будущего, — ответила Кэт и вытерла глаза,